Малыш, который живет под крышей (СИ) - Страница 46

Она снова едва заметно кивнула.

— Чего?

— Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Сердце ухнуло гидромолотом. А потом провалилось вниз, пролетело все двадцать четыре этажа и разбилось. Рассыпалось. К ногам этой удивительной девушки, сказавшей шесть слов, которые разом опрокинули все. Которые сдернули какие-то шоры с мыслей, пелену с глаз. И больше всего Максу сейчас хотелось — нет, не поцеловать ее. Это второе. А сначала запрокинуть голову и проорать во все глотку: «ДААА!!!»

А потом он с удивлением услышал собственный голос:

— Нет.

— Нет? — она повторила за ним странно спокойно, лишь с легким оттенком изумления. Словно ее так заворожил Финский, что все остальное было не таким уж и важным.

А ведь он действительно хотел ей сказать что-то важное. Несмотря на то, что только вот совершившее головокружительный кульбит сердце снова ухало в груди гидромолотом, а вголове стучала лишь одна мысль: «Целуй ее! Целуй!» — Макс упрямо сцепил зубы. Нет. Он должен убедиться, что Кира поняла его правильно. И что больше не будет очередногогребанного «дежа вю».

— Кирюш… — ничего не смог с собой поделать — снова наклонился. Зашептал на ухо, почти касаясь губами. Уже едва соображая, что несет. — В реальной жизни не бывает волшебных джиннов. Которому ты говоришь свое желание — и он его исполняет. Нет. Ключевые слова: «Я хочу и я делаю». Понимаешь? Хочу и делаю. Не «Я хочу, чтобы что-то случилось». А «Я хочу что-то сделать». Есть разница между «Я хочу мира во всем мире» и «Я иду на антивоенный митинг», понимаешь? Хотеть чего-то и делать что-то ради своей мечты — вот в чем разница.

Она снова молчала.

— Кир… — Макс вдруг почувствовал себя идиотом. Нашел время читать лекции — когда девушка так прямо сказала о своем желании. Надо было опрокидывать на пол и целовать, блин! И не только целовать! А теперь… И все равно, несмотря на нелепость ситуации, он был уверен, что это нужно было сказать. С Кирой все не так, как с другими. — Кира… Ты почему молчишь?

— Я поняла тебя.

— И?

— Я думаю. Я сейчас… переформулирую.

Он замер. И не сводил взгляда с ее тонкого профиля на фоне звезд за прозрачной стеной стекла.

— Все, — выдохнула Кира. — Я поняла, как нужно.

Макс не выдержал и прижался губами к мочке ее уха, к металлу маленькой серьги.

— Говори.

— Я хочу тебя поцеловать.

Персональный гидромолот в левой половине грудной клетки чуть не разворотил свое вместилище. Макс резко развернул Киру за плечи лицом к себе.

— Целуй.

И она поцеловала.

Кира-мать-твою-Артуровна, кто так целуется?!

Легкие касания. Словно юная неопытная девочка. Едва тронула верхнюю. Отстранилась. Чуть прихватил губами нижнюю. Снова отстранилась. Прижалась к правому углу губ. Потом в левый. Снова отстранилась. Чуть слышно выдохнула. И снова легкое касание нижней губы.

А ему до онемения в пальцах хотелось сжать ее, запустить пальцы в волосы. И язык — в ее рот. И целоваться — по-взрослому, жадно, глубоко, взасос. А не этот вот… пионерлагерь. Но почему-то давал ровно столько, сколько давала и она. И, несмотря на то, что в голове гудел штормящий Финский — только лишь ответно легко касался ее губ своими. Целовал в уголки рта, который, кажется, слегка улыбался. С нее станется!

А потом Кира отстранилась. И он понял, что зря наговаривал на ее умение целоваться. Стонать хотелось от разочарования. От того, что ее губы больше не касаются его.

— Понравилось? — в спину ей светит луна над Финским, и выражения лица не видно. Лишь слегка поблескивают глаза. Как и звезды над заливом.

— Угу, — нет, он не невежлив. У него просто язык отнялся. От того, что языком хотелось не разговаривать, а делать совсем другие вещи!

— Мне тоже. Спасибо, что позволил.

А потом она как ни в чем не бывало отвернулась и снова уставилась в окно. Теперь от разочарования хотелось уже натурально завыть. Но Макс не успел это сделать.

— Максим… — легкая хрипотца в ее голосе — еще один довод в пользу того, чтобы все-таки уподобиться голодному хищнику, воющему на луну. — А ты можешь, сказать, чего ты хочешь в данный момент? Чего хочет Максимилиан МАлыш прямо сейчас? Можешь сказать?

— Могу.

— И?

— Я хочу тебя.

Врать он сейчас органически не способен. Хочет. Так, что внутри все сжимается — вот как хочет. Давно хочет, между прочим. Не один месяц уже. Только вот сейчас себе позволил в этомпризнаться. Стало легче. И, одновременно — в миллион раз сложнее. Потому что если ты скажешь «Нет» — я сдохну, наверное. Сначала завою, а потом сдохну.

Она снова повернулась к нему. Лицо по-прежнему в тени. И лишь голос…

— Хочешь — бери.

Кажется, она даже не успела закончить эту фразу. И уж совершенно точно головой он эти слова осознать не успел. Руки дернулись сами. Прижать к себе, опрокинуть назад, на пол, в подушки, головой к звездам, отражающимся в воде. И, Боже-мой-наконец-то-поцеловать!

Только тут Макс понял, как долго хотел ее. И как сильно. Потому что у него впервые в жизни так сорвало крышу. Напрочь просто. Голова отказала, он стал как зомби. Только тело, без мозгов. Тело, которое так давно желало другое тело. Вот это тело — роскошное. Сводящее его с ума.

Умеет же целоваться… А притворялась… Он не думал, что можно целоваться так — не как обязательная прелюдия к сексу, которую не очень хочется слишком уж затягивать. Нет. Целовать так, будто дышишь этим поцелуем. Этим человеком. Этими губами, языком, гладкостью всего внутри. Ее вкусом. Ее рваным дыханием. Ее — о, да! — стонами. Прямо тебе в губы.